– По бедности, мадам, по бедности. Кроме того, на берегу клистирами золота не добыть. И, конечно же, благодаря пламенному желанию пролить кровь за отчизну.

– Джентльмен шутит, любимая, – произнес ее муж, сидевший напротив нее. – Со всеми этими призами он просто золотой мешок, как говорят у нас в Сити, – кивая головой и лукаво улыбаясь, добавил он.

– Ах вот как, – воскликнула пораженная Летиция. – Мой муж такой остряк. Но вот заботиться о нем должна я. А вы должны заботиться и о простых матросах, доктор Мэтьюрин, а не только о мичманах и офицерах, иначе это будет ужасно.

– Что вы, мадам, – отвечал Стивен, с любопытством разглядывая ее: для такой миниатюрной и богобоязненной женщины она выпила удивительно большое количество вина, отчего лицо ее покрылось пятнами. – Что вы, мадам, я справляюсь с ними в два счета, уверяю вас. Обычное мое лекарство – всыпать по первое число.

– Вот это правильно, – произнес все это время молчавший полковник Питт. – У себя в полку я не допускаю никаких жалоб.

– Доктор Мэтьюрин отменно строг, – заметил Джек Обри. – Он зачастую рекомендует мне пороть матросов для профилактики – это выводит их из апатии, да и небольшое кровопускание идет им на пользу. Мы всегда говорим, что сотня ударов плетью у трапа стоит пятнадцати фунтов серы и патоки.

– Вот это дисциплина, – кивая головой, сказал мистер Эллис.

Стивен заметил, что у него с колен сползла на пол салфетка. Нагнувшись, он увидел двенадцать пар ног, три из которых принадлежали столу и девять – гостям. Мисс Уэйд скинула туфли; дама напротив него уронила смятый платок; начищенный сапог полковника Питта прижимался к правой ноге миссис Харт, а к левой – не менее массивный башмак Джека, украшенный пряжкой.

Одно блюдо сменялось другим. Гости поглощали пресную местную пищу, состряпанную на английской воде, пили вино, разбавленное кислым соком местных фруктов. Стивену довелось услышать от соседки следующую фразу:

– Я слышала, что у вас на корабле очень высока мораль.

Спустя некоторое время миссис Харт встала из-за стола и, немного прихрамывая, направилась в гостиную. Мужчины собрались в конце стола, продолжая щедро угощаться мутным портвейном.

Вино наконец-то раскрыло подлинную натуру мистера Эллиса. Робость и неуверенность, спрятанные под лоском богатства, исчезли, и он принялся рассказывать собравшимся о дисциплине – порядок и дисциплина существуют испокон веков. Семья, дисциплинированная семья, является краеугольным камнем христианской цивилизации; начальники – так сказать, отцы своих многочисленных семей, и любовь к ним проявляется в их твердости. Твердость. Его друг Бентам – джентльмен, написавший «В защиту ростовщичества» (книга эта достойна быть напечатанной золотыми буквами), – изобрел машину для порки. Твердость и страх, поскольку двумя важнейшими двигателями прогресса в мире являются жадность и страх, джентльмены. Посмотрите на французскую революцию, на позорный мятеж в Ирландии, не говоря о неприятностях в Спитхеде и на Норе (при этом он лукаво посмотрел на каменные лица слушателей), – все это вызвано жадностью, и подавить ее можно страхом.

Мистер Эллис чувствовал себя у капитана Харта как дома. Без спроса подошел к буфету, открыл отделанные свинцом дверцы и достал ночную вазу. Посмотрев через плечо, он, не останавливаясь ни на минуту, продолжал рассуждать, что нижние классы, вполне естественно, смотрят снизу вверх на джентльменов и любят их, как подобает простым людям. Только джентльмены годны на то, чтобы стать офицерами. Так повелел Господь, объяснил он, застегивая ширинку. Снова сев за стол, он заметил, что знает один дом, где ночной горшок из литого серебра. Семья дело хорошее – он выпьет за дисциплину. Розга вещь хорошая – он выпьет за розгу во всех ее формах. Пожалеешь розг – испортишь ребенка: тот, кто любит, тот наказывает.

– Вы бы пришли к нам на судно как – нибудь утром в четверг. Вы бы увидели, как помощник боцмана любит наших наказуемых, – заметил Джек Обри.

Полковник Питт, смотревший на банкира тяжелым взглядом, в котором сквозило неприкрытое презрение, громко расхохотался и ушел, сославшись на свои служебные обязанности. Джек Обри намеревался последовать его примеру, но тут мистер Эллис попросил его остаться. Ему нужно было сказать капитану несколько слов.

– Я веду некоторые дела в интересах миссис Джордан и имею честь, великую честь быть представленным герцогу Кларенсу, – с важным видом заговорил он. – Вы когда – нибудь встречали его?

– Я знаком с его высочеством, – отвечал Джек Обри, который служил вместе с этим в высшей степени непривлекательным громилой – выходцем из Ганновера, у которого была горячая голова и холодное сердце.

– Я осмелился упомянуть имя нашего Генри и сказал, что мы надеемся сделать из него морского офицера. Он снизошел до того, что посоветовал отправить его в плавание. Мы с женой тщательно обсудили этот вопрос и решили, что будет лучше всего, если он попадет на небольшой военный корабль, поскольку экипаж там зачастую бывает смешанный. Вы понимаете, что я имею в виду. А моя жена очень разборчива, она из рода Плантагенетов. Кроме того, некоторые из этих капитанов захотят, чтобы их юные джентльмены получали надбавку пятьдесят фунтов в год.

– Я всегда настаиваю, чтобы моим мичманам их попечители гарантировали, самое малое, пятьдесят фунтов, – отозвался Джек Обри.

– Ах вот как, – немного смутившись, произнес мистер Эллис. – Но я полагаю, что не вся экипировка должна быть непременно новой. Насчет расходов я не беспокоюсь. В начале войны все мы, живущие по соседству, направили Его Величеству адрес, заверяя его в том, что мы готовы отдать ему свою жизнь и имущество. Я не возражаю против того, чтобы выплачивать полсотни или даже больше, если только судно окажется подходящим. Миссис X. , старинная подруга моей жены, рассказывала нам о вас, сэр. Кроме того, вы твердый тори, как и я. А вчера мы видели лейтенанта Диллона, который, насколько мне известно, приходится племянником лорду Кенмеру и имеет собственное поместье. Он мне кажется настоящим джентльменом. Короче говоря, сэр, если вы возьмете к себе моего мальчика, – прибавил он со странной веселостью, явно вопреки своему желанию,-то могу сказать, опираясь на мои предчувствия и мое знание рынка, вы об этом не пожалеете. Вы не останетесь внакладе, хи – хи – хи!

– Давайте присоединимся к дамам, – предложил капитан Харт, краснея от стыда за своего гостя.

– Лучше всего взять его в плавание на месяц или около того, – произнес Джек Обри, поднимаясь. – Тогда он поймет, нравится ли ему флотская служба и годен ли он к ней. А потом мы сможем вернуться к этому разговору.

– Прошу прощения за то, что затащил вас в это общество, – произнес капитан, взяв Стивена под локоть и помогая спуститься по «Поросячьим хвостикам». При их появлении вверх по раскаленным стенам взбежали зеленые ящерицы. – Даже не предполагал, что Молли Харт способна устроить такой отвратительный обед. Не понимаю, что это нашло на нее. Вы заметили того солдафона?

– В алом с золотом мундире и сапогах?

– Именно. Он являет собой превосходный пример того, о чем я твердил, – армия делится на два сорта людей: одни – добрые и вежливые, каких не сыскать, вроде моего милого старого дядюшки; другие – неотесанные, грубые мужланы вроде этого. Не то что на флоте. Сколько раз я видел подобную картину и до сих пор не могу понять, как такие разные люди уживаются. Хотелось бы, чтобы он не слишком досаждал миссис Харт. Иногда она ведет себя чересчур свободно и раскованно, ни о чем не задумываясь, и это может повредить ее репутации.

– Господин, чью фамилию я забыл, – денежный мешок, – оказался весьма любопытным объектом для наблюдения, – заметил Стивен Мэтьюрин.

– Ах, вы о нем, – отозвался Джек Обри без всякого интереса. – А чего вы хотите, когда человек весь день напролет думает лишь о деньгах? Такие, как он, даже выпитое вино не могут удержать. Должно быть, Харт многим ему обязан, если впускает его дальше порога.